Когда я спешила на встречу с Дмитрием Песочинским, я вспоминала рассказы нашего общего знакомого, менеджера одного известного банка, о необычном фотографе. Я пыталась представить себе, как выглядит человек, который много лет лазает по густым лесам и топким болотам области с единственной целью – сфотографировать редкий гриб. Профессией своей Дмитрий Михайлович, как было указано на его визитке, также выбрал фотографию. Жуть как есть хочется, – поделился откровением молодой человек на Сенной площади, где мне была назначена встреча. Так со мной еще не знакомился никто, возмутилась было я, как вдруг увидела на лямке рюкзака лису – маленький, вышитый оранжевой нитью значок, разрешивший все мои сомнения…

Пока Дмитрий в полупустой по утрам “Чайной ложке” заказывал блины и разливал по чашкам зеленый жасминовый чай, я включила диктофон.

– Скажите, с чего все начиналось?

– С Большого Взрыва.

– Хорошо, попробуем еще раз, менее глобально: как и когда вы выбрали профессию, почему стали именно фотографом?

– А очень просто, “на спор”. Я как-то отдыхал в компании с друзьями, с которыми учился вместе. Речь зашла о том, как трудно в наши времена найти приличную, хорошо оплачиваемую работу. Из врожденного упрямства я объявил, что это – проще простого. А надо сказать, уже тогда у меня было не совсем обычное хобби, я фотографировал грибы, это мои приятели знали. Кто-то скептически заметил, что “за грибы тебе платить никто не будет”. На следующий день я устроился в один городской журнал, на правах фрилансера. И первое фото, которое было напечатано – это здоровенный красный мухомор.

– Но на работе вы фотографируете не грибы…

– К сожалению, у нас не так много желающих платить за грибы. Спор я выиграл, но встал вопрос выбора специализации. Сегодня я занимаюсь фотосъемкой промышленных и строительных предприятий, технологических процессов. Это особая ниша в профессиональной фотографии. Многие компании, оформляя каталоги, буклеты, интернет-сайты, приходят к неожиданному выводу: выполненные даже квалифицированным фотографом снимки совершенно “не играют”, а в итоге – реклама не работает.

– Как же сделать так, чтобы фотографии “заиграли”?

– На этот вопрос однозначного ответа не существует. Точно так же не может быть точных и универсальных советов, как снимать природу, или как снимать портрет. Снимают всех по разному: мужчин и женщин, полных и стройных, молодых и в возрасте. Это знает каждый фотограф. Но если в городе множество талантливых специалистов, умеющих снимать портреты, то хорошо снять стекольное производство, например, могут единицы.

– И Дмитрий Песочинский – один из них.

– Да. Не подумайте, что я не хочу делиться секретами профессионального мастерства. Это просто невозможно рассказать в двух словах. Да и вообще научить особенностям фотосъемки без практических занятий нереально. И опять же – существует много литературы по фотосъемке портрета, моделей, обнаженной натуры. В специализированной литературе можно почитать про репортаж, про съемку спорта. Но нигде я не встретил подробного описания, как сфотографировать завод по изготовлению керамической плитки. Ведь эти фотографии должны отвечать сразу нескольким требованиям. Они обязаны быть и эффектными, и информативными. А это зачастую не сочетается. На производстве нет модных интерьеров, красивого освещения, там закопченные потолки, грязные стены. Все это должно остаться “за кадром”. При этом надо акцентировать внимание на современном высокотехнологичном оборудовании. Не менее важно найти контакт с персоналом. Оператор экструдера хорошо знает свое дело, но перед камерой он немеет, деревенеет, делает пластмассовое лицо. Неубедительная поза и натянутая улыбка могут напрочь убить фотографию, каким бы красивым ни был логотип на униформе.

– Ну это совершенно понятно, ведь не каждый день приходится фотографироваться для рекламы…

– Это нам с вами понятно, но не так просто заставить человека улыбнуться. Я имею в виду улыбку, а не оскал. Есть жутко закомплексованные люди, а заказчику принципиально, чтобы именно этот человек был на фотографии. Так что приходится быть немного психологом.

– Получается?

– Обычно получается. В таких случаях стараешься разговорить человека, убрав камеру. Он честно кривит рот в ухмылке, изображая улыбку висельника. Несложно заставить улыбаться тебе симпатичную девушку, контакт находится обычно легко. А что делать, если перед тобой оперативный дежурный охранного агентства, этакий двухметровый дубовый бочонок, который последний раз улыбался в детском саду воспитательнице? Ему вообще на работе улыбаться противопоказано, но и работать он не может – фотограф пришел с длинным объективом. Здесь тоже есть свои подходы, ноу-хау. Впрочем, они есть у каждого фотографа.

Часто согласно художественному замыслу сотрудник предприятия должен делать свое дело, не обращая внимания на фотографа. Тогда убеждаешь его “забыть про камеру”, но это тоже не так просто. В наиболее сложных случаях может уйти и час, и более на один такой кадр.

– Выходит, что вы можете вызвать любую эмоцию у человека, который у вас “в кадре”?

– Да нет, конечно. Я вот фотографировал оператора сортировочной линии на одном предприятии, хотели ее за пультом запечатлеть. А у нее собака дома болеет, и ей не до всех этих игр. Нашли компромисс – девушка положила руку на клавиатуру, а коллега передает ей какие-то схемы. Вышло даже лучше, чем планировали.

– Какие-то сортировочные линии, экструдеры, пульты управления… Вы наверное уже на всех предприятиях города побывали. А где фотографировать интереснее всего?

– Предприятий у нас много. Но бывают и в самом деле интересные. Вот этот “космический корабль” – контрольный зал электростанции, примерно тот же набор стоит на АЭС. Туда с улицы пройти невозможно, куча допусков, пропусков, разрешений нужна. Снимать там вообще противопоказано, башку открутят на счет “раз”. Мы должны были фотографировать другой зал, где заказчик монтировал какие-то шкафы. Но разве я мог удержаться, увидев это?!

Однажды иллюстрировал статью про электромонтажников, которые занимались освещением вантового моста через Неву. Они предлагали на выбор несколько фотографий, но я полез на мост сам. Это просто песня была. Кто там не был, масштаба конструкции представить себе не может, это настоящее техническое чудо, без преувеличения. Высота пилона 126 метров, выше только телебашня и несколько дымовых труб. А лифтов там никаких нет, ножками, ножками. Около тысячи ступенек внутри огромной, гулкой железной конструкции. На лампочках сэкономили, перила в масле, краской пахнет, болты с гайками вниз летят – красота. А ступени достаточно крутые, с непривычки притомился. Монтажники подбадривают: давай, мол, веселее. На последнем этапе совершенно отвесная лестница с перекладинами метров под 30, без всяких площадок. Лезешь, мокрый уже как курица, за спиной штатив висит, к земле тянет. Вышел в лючок и аж обалдел – весь Питер как на ладони. Теплоходы на Неве игрушечные, автобусы размером с букашку, пешеходы вообще неразличимы уже. И где-то далеко внизу чайки белые кружат. Но это еще цветочки. Поглядел вокруг себя, тут и сел. Площадка прутиком ограждена миллиметра в три, и два шага в любую сторону до бездны. Ну, строительство-то еще в самом разгаре… Монтажники вылезли, сфотографировал я их, назад зовут. Дайте отдышаться, говорю, – догоню я вас. Спустился – люк закрыт наглухо, тишина. Стучу, барабаню, эффект нулевой. И не позвонить никак – связи нет, железо вокруг. Ну, хана, думаю, какой же нормальный человек сюда в ближайший год сунется. И целый час туда-сюда, как муравей, бегал. А пилон интересно устроен, он из двух гигантских металлических ног состоит. Надо было на самом верху в левую часть спускаться, а я в правую повернул, темно ведь. Когда выбрался на свет божий, так хорошо было…

Есть в Ленинградской области много заброшенных предприятий, там промышленность очень долго была в загоне. Несколько раз снимал подобное, хозяева перед реконструкцией хотели запечатлеть для истории, “как было раньше”. Вот вы видели в американских фильмах: перестрелки обычно устраивают на заброшенных сталелитейных заводах. У приличного режиссера правилом хорошего тона считается в финале придавить негодяя железобетонной плитой или макнуть в расплавленный металл. Акционеры разорившихся заводов в Тихвинском районе могут иметь свой кусок хлеба с икрой, сдавая площади Голливуду. Наши заброшенные заводы еще страшнее, пустыннее. Меня не покидают ассоциации со “Сталкером” Тарковского. На площади в сотни гектар застыли в вечном падении бетонные стены, через трещины в асфальте прорастают изломанные стволы деревьев, сквозь беспорядочно рассыпанные, пахнущие креозотом шпалы тянется к солнцу иван-чай. Стаи одичавших собак, они со временем превращаются в некую особую породу, жалкие и страшные одновременно. Совершенно фантастично выглядят козловые краны, местами порезанные местными бичами на металл. А на крюк пугало огородное за шею подвешено, висит уже который год. Картина маслом, в общем.

– А форс-мажор в вашей работе бывает?

– Смотря, что считать форс-мажором. Иногда бывают инциденты. Несколько раз забирали в участок, с охранниками стычки бывают тоже. Хотя я, в общем, совершенно не скандалист. Вы блины-то кушайте, остынут.

– За что можно забрать фотографа в милицию?!

– Можно. Снимал строящееся здание, бдительные бабушки позвонили в отделение. А съемка часто ведется со штатива, это тренога такая раскладная, внушительная порой. А с милицией спорить сложно: отвезли, смотрели что-то, звонили начальству, в результате отпустили. Но время-то потеряно, в декабре в три часа дня уже можно сматывать удочки, темнеет. Снимал для газеты группу чеченских детей, приехавших на экскурсию в Питер. Тоже скрутили, долго выясняли личность. А я небритый, как назло. Долго вертели в руках фотоаппарат, пытаясь понять, куда же именно патроны вставляются. Отпустили, но день-то потерян.

А бывает и еще веселее. Нужен был снимок вереска, причем срочно. Я знаю, где он растет в изобилии, на полигоне Каменка. Там танковый полигон огромнейший, народу нет вообще. Озера, перелески, тишь-благодать. Тишь – это когда учений нет. А тут мне “повезло”, вертолет над головой, колонны идут, пыль столбом. А там в суматохе пришибут, и вспоминай как звали. Попал, в общем. Пересекаю шоссе к Кирилловскому, влево-вправо солдаты. А прямо директриса танковая. Вы слышали, как Т-80 стреляет? Я тоже раньше не слышал. УАЗик сзади догоняет, орут и руками машут. Куда же я от них по песку лесными тропинками на “полтиннике” своем уеду…

– Арестовали? Не положено в таких местах фотографировать, могут и за шпионаж посчитать.

– Да, в пользу Южной Мурумбии. Откупился я тогда. Полмешка пряников у меня с собой было, а солдаты – они голодные обычно. Когда овсяным печеньем угостил, они меня на самоходке прокатить даже хотели.

– То есть круг ваших интересов гораздо шире заводских конвейеров. Вы и репортаж снимаете?

– Иногда, когда кушать хочется. Хотя фотожурналистом себя не считаю. Здесь все зависит от того, насколько мне лично интересна эта тема, эти люди. Бывает очень даже интересно.

– За что платят больше?

– Больше – по заказам предприятий. Несколько меньше можно заработать в журналах и специализированных бизнес-справочниках. Еще меньше платят газеты и общественные организации, но в данном случае привлекает стабильность заказов.

– Это сколько в рублях?

– Не скажу. Мой ответ был бы весьма сомнительной услугой профессионалам, работающим в этой сфере.

–А вот что фотографировать вы не стали бы?

– Не снимаю моделей. Принцип здесь ни при чем, просто – не моё. Любым делом должен заниматься профессионал, их в городе много, причем высочайшего класса. Чернушный репортаж не стал бы уже делать, я на такое и смотреть-то не могу. Пригласили как-то фотографировать девушек сомнительного поведения для каталога. Походил, посмотрел, поснимал, плюнул и ушел. Не хочу. Страшные все, кстати, как пленные румыны.

– Свадьбу снимете?

– Нет.

– Почему?

– Неинтересно.

– Но ведь платят же!

– Платят сегодня за качество. Если нет интереса к работе, то и качества тоже не будет. Мы ведь с вами не болты на конвейере крутим, работа у нас творческая, как-никак. Когда что-то делаешь без желания, это обязательно будет видно. И симулировать вдохновение тоже пока никто не научился, насколько мне известно.

– В двух словах: фотографировать сложно?

– А чего сложного-то, пимпочку жамкать?

– Ваша ирония предполагает серьезное отношение к работе… Не ответите?

– А вот вы мне ответьте,– сложно быть журналистом? Писать сложно? Фотограф сегодня избавлен от многих рутинных вещей, которые приходилось делать раньше. Область применения химической фотографии заметно сузилась, фотография стала цифровой. Это не значит – качественнее, или дешевле, отнюдь. Оперативнее, удобнее – да. Технические аспекты в целом не очень сложны, хотя определенный базовый уровень знаний необходим. Сложно въехать в специфику, если слово “сложно” здесь применимо. Но для тех кто въехал – это такой кайф, граждане. Интересно.

– Это что, принцип – никогда не делать то, что не хочется?

– Совсем этого не получится, разумеется; человек существо все же социальное. Но тратить восемь часов ежедневно на нелюбимое занятие я всегда считал непозволительной роскошью, помилуйте. Я же не ворон, триста лет не проживу. Какого черта? Мне тогда лет 17 было, мы с ребятами водку пили на день рождения. Дело в воскресенье было, на работу всем с утра, жуть как не хотелось. Я порезался случайно, несильно. Ну и пьяный, на крови и стали поклялся себе никогда больше не делать то, что не хочу. Ну, если не во всем и не всегда, то насколько возможно – имея в виду работу. Раздавать обещания вообще легче, чем выполнять. А нарушать клятву на стали нельзя.

– Пока удается выполнять?

– Ага. И работа у меня – это именно работа, а не трудовая повинность.

– Вот вы на встречу пришли в оранжевой куртке, оранжевой футболке. Лисы на рюкзаке, на шарфе вышита лиса, даже в адресе электронном и то фокс какой-то фигурирует. Наверное, и на фотографиях – тоже лисы?

– Вы знаете, у меня нет ни одной собственной фотографии лисы, как это ни странно. Я несколько дней подряд пытался выследить их на Карельском перешейке, и даже успешно. Но это было в сумерках, и снимков сделать не удалось. Но я следующим летом обязательно попытаюсь еще. У меня даже договоренность есть с охотоведом Пашского лесхоза, он обещал выступить проводником.

– А кто из животных еще симпатизирует?

– Не готов выделить кого-то из общего ряда. Есть личные симпатии, разумеется. Очень фотогеничными считаю амфибий.

– Ума не приложу, как можно назвать фотогеничными скользких гадов…

– А вы попробуйте оставить эти предубеждения. Кстати, гадами принято называть не амфибий, а пресмыкающихся. Они тоже интересны, но я о них мало знаю, к сожалению. И далеко не все они скользкие. Жабы у нас, к примеру, совершенно не скользкие, они имеют сухую бугристую кожу.

– Вы о них говорите прямо-таки с нежностью…

– Я когда маленький был, мы с родителями на даче жили, там был пруд. Небольшой совсем пожарный водоем. Я на мостках мог часами лежать, в воду смотреть. Там своя жизнь, о которой взрослые даже не догадывались, гораздо интереснее, чем у людей. Откровенно говоря, мне иногда и сейчас так кажется. Там жук-плавунец жил здоровенный, с ложку столовую размером. Были караси, я их сам поймал и запустил в пруд, они и прижились. И головастики там были, я превращение в лягушек наблюдал. Однажды личинка стрекозы поймала и съела головастика, я полдня молчал, не мог прийти в себя. В сентябре начинались занятия в школе, учительница с энтузиазмом махала указкой и вещала про квадратные трехчлены, а я смотрел в окно и вспоминал лето. Она вызывала меня к доске, а я совершенно искренне не мог понять, зачем я должен заниматься тем, что мне никогда не понадобится…

– Ну… Так положено. Хотя бы затем, чтобы поступить в институт.

– Вот я туда и не стал поступать. Так что перед вами сидит и ест блины пэтэушник.

– Непохожи… А правда, что от лягух бородавки бывают?

– Ага, а от рыб – чешуя. Есть существа, красота которых явна. Лошади, коты, да много кто еще. А вот вы посмотрите на эту лягушку. Вы знаете, чем она питается? Верно, насекомыми. Она их на лету сбивает. Сидит подолгу в полной неподвижности, глаза сканируют пространство, локатор этакий. Вот в поле зрения появляется комар. Лягушка открывает рот и буквально выстреливает язык, длиной более 10 сантиметров – муху оглушает, приклеивает и тащит в рот. Но проглотить ее, подобно другим животным, не может. Она проваливает глазные яблоки в ротовую полость, и ими проталкивает еду в пищевод. Но от нашего взгляда все это скрыто – скорость настолько велика, что мы просто не в состоянии увидеть этот цикл! Для нас лягушка остается неподвижной. Я бы вам мог много таких вещей про амфибий рассказать, но за соседним столиком на нас уже косятся. Аппетит у них пропал, кажется. Выставят нас отсюда скоро вместе с нашими жабами.

– Это вы все сами наблюдали, или прочитали где-то?

– И читал, и наблюдал тоже. У серой жабы охоту видел. Она на муравьев охотилась, это в августе было, на закате. Вот она, эта фотография. Солнце садилось, поэтому у нее глаза необычного цвета, оранжевые. Я сидел на берегу лесного озера и смотрел на солнце, и жабу заметил. А амфибии, они же довольно пугливые. Но у них есть особенность – они дальше 30 сантиметров видят нерезко и на медленные перемещения не реагируют. А жаба вдоль кромки воды шла, а с другой стороны обрыв. Схватил камеру, очень аккуратно обошел и лег в воду, в одежде, как был. Раздеваться-то некогда, солнце заходит. Минут десять лежал, вымок весь. Результат перед вами.

– Замечательная жаба, и правда красиво. Но зачем такие жертвы, ведь можно же просто “щелкнуть”, без подобного экстрима?

– Да без жертв обошлось, подумаешь, Кусто… Телефон, правда, намочил, из него воду выливать пришлось. Но он высох, да и я тоже. А насчет “снимать попроще”… Когда снимаешь амфибий в высоты их роста, снимок совершено по-другому смотрится, он начинает рассказывать про особенный мир. Это значит, практически с высоты нескольких сантиметров. Вообще, это безумно интересно – а как видит еж, например? Или лиса? Сложно из шкуры человека вылезти, поэтому и снимков вокруг так много скучных. А может, это и есть самое важное в фотографировании живого мира – уметь видеть не своими, а их глазами?

– Я попыталась представить себе – иду вечером по бережку, в воде парень лежит одетый, но с фотокамерой, и на жабу уставился. Шок гарантирован.

– А вы не бойтесь, я на Бармалея не похож. К тому же, кто увидит? Место там довольно безлюдное, озеро в лесу, густой ельник рядом, луг. А вообще, я очень богатый человек – у меня много мест таких. Есть ручей недалеко от финской границы, там ели стоят, темно очень. И солнечные лучи, параллельные такие, пробиваются сквозь ветви и попадают в воду. И дно песчаное. В полумраке чащи вода искрится. А туда из озера часто окуни заходят, тоже красивые.

– Вы так говорите, будто всерьез считаете все это свой собственностью, как квартиру, автомобиль, магазин…

– Ха, тоже сравнили! То, о чем я вам рассказал - это несравнимо более дорогие вещи. Я вообще, можно сказать, олигарх. Я не уверен, что смогу рассказать красиво, это ваша журналистская задача. Вот представьте – самое начало августа, ночи еще теплые. И Марс тогда был к Земле близок, его отлично видно было – яркая такая оранжевая звездочка. Ты едешь по Выборгскому шоссе, встречного транспорта нет почти. Когда в машине едешь, таких ощущений нет, это только на двух колесах почувствовать можно. Едешь долго, часа два, и все время перед тобой Марс. А когда приехал – утро уже, рассвет. В воду заходишь, она рано утром теплая очень, заметно теплее воздуха. И в это время Солнце появляется. Вы всерьез считаете, что этому можно найти эквивалент в денежном выражении?

– Романтика как образ жизни?

– Да ничего подобного! Стоит лишь только делать то, что хочешь, как тебя записывают в романтики. Я в данном случае очень прагматично рассуждаю. Мне так лучше, если хотите – выгоднее. Романтика – это “реальность наоборот”, это не здесь и не сейчас, так ведь? Ну а мне вот так нравится, я к этому стремился, и я это получил. Причем здесь романтика?

– И призываете всех?

– Да никого я ни к чему не призываю, у меня профессия другая. Но тех, кто ежедневно изменяет сам себе, искренне жаль. Есть такой тип: тридцать пять лет, высшее техническое, белоснежная рубашка. И бумажки на столе, бумажки. Эти мальчики средних лет настолько чистые, до противного, что их хочется испачкать.

– А им наверняка жаль вас! Они зарабатывают в комфорте деньги, а вы носитесь на мотоцикле по лесам, лазаете на стройке по кранам, мотаетесь в электричках по области, “с Лейкой и блокнотом”, и совсем не гарантированным материальным результатом.

– Плевать. Меня тоже звали в офис бумажки перебирать, и не раз. Я отказался, хотя работу знал и деньги мог зарабатывать нормальные. Скажу вам жутко оригинальную вещь: каждый должен быть на своем месте. Это, видимо, мое место.

– И профессию никогда не смените?

– Надоест – сменю. Пока что мне интересно то, что я делаю. Мне нравится. Если нравится еще кому-то, значит я работаю хорошо.

– Что бы вы хотели сказать тем, кто тоже хочет стать фотографом?

– Благословлять полномочий не имею. Хочешь – стань, и не спрашивай ничьих советов. Я могу рассказать лишь про работу фрилансера. Тот, кто хочет выйти на какой-то уровень “с нуля”, должен быть готов ко всему. К непониманию, а на первый порах, может быть, даже к ощущению ненужности. Ты должен быть готов к тому, чтобы проходить в любой холод и метель десятки километров ежедневно в поисках сюжета, а потом доказывать жирному борову в редакторском кресле, что это надо напечатать. И между прочим, боров иногда прав, и в любом случае опытнее неопытного тебя. Ты будешь приходить домой вечером и валиться в изнеможении, а завтра тебе ехать в Новгородскую область, фотографировать совхоз. При всем этом тебе придется самостоятельно искать заказы и налаживать связи.

И самое главное: доказать профессионализм фотограф может только одним способом – качественной работой. Никакие слова и улыбки тут не помогут. Ты принеси эффектные снимки, качественный репортаж, достойный портрет. Это непременно оценят. И потом не ты будешь бегать за заказчиками, а они за тобой. Довольный заказчик порекомендует тебя знакомым, они еще кому-то. У приличного фотографа со временем образуется некая очередь из заказов, день фотосессии приходится планировать заранее. Но все это будет потом. Хочешь денег сразу – катись к чертовой бабушке, таких сотни. Но если сможешь пройти через это достойно, то ты получишь все! Свой лес, свой ручей, свою королевскую корону. Связи, уважение, и деньги тоже. И работу, на которую хочется идти утром. А это дорогого стоит.

– Спасибо вам. Творческих, как говорят, успехов.

– И вам не кашлять. Удачи вам и вашим читателям!

С Дмитрием Песочинским ела блины
Анна Рослякова

 

Контакты ... Портфолио ... Частые вопросы ... На главную